Воспоминания Сандалова Л.М. о 6 октября 1941 года, Цитата из книги "На Московском направлении" начальника Опер. Опции

[proffrus]

"Около 14 часов я и начальник разведки Кочетков находились в комнате Еременко и докладывали по карте последние данные об обстановке. Через некоторое время в комнату вошёл Пигурнов. А примерно через полчаса раздались выкрики: "Немецкие танки. Немецкие танки!" Мы быстро вышли на крыльцо домика и увидели приближающиеся танки. Они с ходу короткими очередями вели огонь из пулемётов. К домику подбежали Мазепов и Захаров, последний на ходу отдавал всем встречающимся командирам приказания немедленно уезжать на новый КП. По воспоминаниям Долгова, я прибежал в оперативный отдел и крикнул:

- Тревога, уезжайте в Белев! При мне оставьте четырёх человек.

Затем я дал распоряжение об отъезде Кочеткову, а Кузнецов - начальнику узла связи, шифровальщикам, АХЧ и столовой. Всё это время в лесу, в районе КП, шла беспорядочная стрельба. Немецкие танки и мотопехота (непосредственно из машин) стреляли из пулемётов и пушек по домикам на КП и плохо замаскированным землянкам (обложенные сверху дерном блиндажи заметны не были). По противнику вели ответную стрельбу подразделения охраны штаба, а также командиры и красноармейца состава КП. Но вот машины оперативного, разведывательного и шифровального отделов скрылись в лесу и по объездной грунтовой дороге направились в Белев. Я подошёл к наблюдавшим за отъездом машин Мазепову и Захарову, который приказал мне обеспечить отъезд с КП всего состава, а затем кратчайшим путём ехать в Хвастовичи.

Мазепов и Захаров тотчас же уехали на моей машине, которую я держал поблизости от землянки.

Я и Кузнецов с группой в составе 12 человек остались на КП. Основным ядром нашей группы были командиры оперативного и разведывательного отделов и по одному человеку от управлений связи и артиллерийского, от штаба ВВС.

Через несколько минут после отъезда Захарова и Мазепова ко мне пришли Калягин, Кабанов, Рухле и другие командиры.

- Решили следовать в Белев одной колонной, - сообщил мне Калягин.

По-видимому, мы демаскировали себя при разговоре. Из вражеской части, которая в районе домика Военного совета вела огневой бой с подразделениями охраны штаба, отделились несколько танков и направились в нашу сторону, стреляя из пулемётов и пушек. Скрываясь за деревьями, нам удалось быстро отойти метров на сто в глубь леса. Находившийся рядом со мной А. Я. Калягин получил лёгкое ранение в ногу. Вскоре вражеские танки возвратились к своей части. Примерно через час стрельба прекратилась. Немецкая моторизованная часть ушла к Брянску. Это были части 47-го моторизованного корпуса - с этого дня уже 2-й армии Гудериана. Корпус устремился мимо нас на Брянск, чтобы захватить его внезапным ударом с тыла. Вражеская часть не подозревала, что наткнулась на фронтовой КП. У шоссе Брянск - Карачев располагалось много наших тыловых частей и учреждений. Моторизованные подразделения противника для обеспечения движения своих войск по шоссе отгоняли наши тыловые части в глубину леса. По-видимому, и наш КП приняли за тыловое учреждение.

После того как в районе КП стало тихо, я и Кузнецов со своей группой возвратились к блиндажам штаба. Ногу Калягину перевязали, и он, прихрамывая, пошёл во главе управления. К этому времени со старого КП все уже уехали на новый. Политическое и артиллерийское управления убыли одной колонной. Большая часть узла связи с телеграфными аппаратами была погружена на грузовые машины и оттянута в глубь леса для движения к Белеву...

... Находились мы на старом КП до темноты...

... В течение всего времени пребывания группы на КП по шоссе от Карачева к Брянску шёл беспрерывный поток автомашин и танков.Шли одна за другой , на расстоянии 100 - 200 метров. В некоторых пунктах вправо и влево от нас периодически вспыхивала оживлённая перестрелка...

... Как мы узнали позже, по другую сторону домика Военного совета в то время находились генерал Еременко с адъютантом, полковник Дубовко и начальник охраны тыла полковник Панкин с несколькими подразделениями охраны. Они, оказывается, также вели огонь по проходящим по шоссе машинам и несколько раз привлекали на себя вражеские подразделения. Если бы мы знали тогда, что командующий фронтом так близко от нас, мы бы присоединились к нему...

Становилось всё темнее. Подул северный ледяной ветер. А вскоре пошёл снег. Это был первый снег в том году. Мы переправили машину через шоссе, погрузились в нее и поехали в Хвастовичи"

[proffrus]

Из письма Л.М. Сандалову бывшего заместителя начальника
оперативного отдела штаба Брянского фронта И.А. Долгова

г. Калинин 7 марта 1964 г.

Дорогой Леонид Михайлович!

Ваше письмо от 26 февраля получил. Тронут Вашим таким высоким отзывом
о моей памяти. Все, что сохранила моя память об интересующем Вас периоде,
постараюсь изложить в настоящем письме, но едва ли я смогу Вам помочь, т.к. с
момента событий под Брянском и до середины января 1942 г. я почти не был в
штабе фронта.

Итак, восстанавливаю события, как они отложились в моей памяти.

После прорыва врага и занятия Орла, 5 октября 1941 г. Еременко принял
решение о переносе КП фронта в район Хвастовичи. Организация нового КП
была поручена полковнику Аргунову. На КП фронта восточнее Брянска осталась
небольшая оперативная группа и все руководство фронта.

6 октября оперативная группа потеряла проводную связь с войсками и
Москвой. Мы сидели в домике лесника, ожидая восстановления связи. Вы были
у Еременко. Вдруг Вы вбежали в комнату и крикнули: «Боевая тревога! Немцы
по лесной дороге подошли к КП, переходить на КП в Хвастовичи!» Только мы
выбежали к блиндажам, как в районе домиков началась перестрелка. Со мной был
майор Макаров, присоединилось несколько человек связистов. Зная, что в районе
домиков немцы и что на шоссе Брянск - Карачев по удобной дороге с КП проехать
уже невозможно (она проходила близко к домикам), я приказал шоферам машин,
прикрепленных к оперативному отделу, выезжать к шоссе по объездной дороге,
но очень разбитой. В это время вокруг нас собралась группа солдат из полка связи
и охраны штаба, всего около 40 человек.Связисты оказались без оружия, а у охраны всего один ручной пулемет и
несколько автоматов. Покамест выяснял обстановку, стрельба в районе домиков
прекратилась. Вскоре сквозь деревья увидел, что несколько немецких автомашин
(крытых) двигаются к шоссе. Не помню, сколько было машин, но не более 7-8.

Я перевел собравшуюся около меня группу через шоссе. В кустах всех построил.
Макаров составил список, оказалось 37-38 человек. Я объявил себя командиром,
потребовал беспрекословного подчинения, объяснил задачу перехода
в Хвастовичи. Чтобы выйти на дорогу Брянск - Хвастовичи, нужно было идти
по шоссе на Карачев, а потом через КП дивизии НКВД охраны тыла по лесной
дороге на северо-запад, до населенного пункта, где была какая-то колония НКВД
(бывший монастырь), а здесь уже выходили на нужную дорогу на Хвастовичи.

Я решил вести свою группу на колонию НКВД лесом по азимуту. Об этом
объявил всем. Нужно было пройти километров 10. Только мы двинулись, поднялась
вьюга, пошел снег (это 6 октября!). Я шел с компасом в руке впереди, а
Макаров замыкающим. Густой лес, болотистая местность и снег дурно влияли на
психику солдат: начались разговоры, не были уверены в правильности движения,
т.к. ничего не было видно, кроме леса, снега и магнитной стрелки компаса. Сколько
времени пробирались, не помню. Снег перестал, появилось солнце... и я увидел
сквозь деревья колокольню церкви колонии. Эту колонию я знал, т.к. в конце
сентября по Вашему заданию я объезжал ряд населенных пунктов для изучения
возможного размещения КП фронта на зиму (был в Карачеве, был в этой колонии
и еще в некоторых пунктах). Когда я показал на видневшуюся колокольню, у многих
раздался вздох облегчения, и группа теснее сплотилась около меня.

Через колонию вышли мы на дорогу на Хвастовичи. Вскоре нас нагнали
пустые автомашины - ехали за снарядами в Карачев?! Из опроса я выяснил: шоферы
знают, что Карачев занят немцами, что в Брянск прорвалась с тыла мотоколонна
врага, а куда едут толком сказать, никто ничего не мог. Мне стало ясно, что
эта небольшая колонна автомашин блуждает, и я решил ее подчинить себе, чтобы
сдать на КП фронта в Хвастовичи. Погрузил свою группу на машины и думал, что
быстро доберусь до КП фронта, но это оказалось не так-то просто: лесная грунтовая
дорога оказалась забитой автомашинами, идущими из Брянска на Хвастовичи.
В пути происходили частые задержки, вытаскивали машины из грязи, но все
же двигались.

В Хвастовичи прибыли утром 7 октября. Долго искал, где расположился КП
фронта. Никаких признаков не обнаружил. Случайно встретил одного офицера из
полка связи, который сказал, что КП фронта перенесли в Ульяново. К вечеру того
же дня добрались до Ульяново. При подъезде к этому населенному пункту встретил
и Вас. Вы ехали тоже в грузовой машине. На совещании у Захарова узнал, что
КП в Ульяново не будет, а развертывается в районе Белева, куда и нужно утром
8 октября перебраться. Захаров сообщил, что Еременко со старого КП, когда напали
немцы, отправился в 3-ю армию. В Ульяново был сформирован сводный отряд.
Его возглавил полковник Аргунов. Из оперативного отдела в этот отряд был
передан капитан Семиков. О боевой деятельности этого отряда я ничего не знаю,
кроме того, что через несколько дней в отдел вернулся капитан Семиков и сказал,
что он едва не попал в плен. Больше полковника Аргунова я не встречал.С утра 8 октября часть офицеров оперативного отдела (я, Макаров, Григорьев
) отправилась в Белев, на новый КП. В Белеве на почте встретили полковника
Литвиненко, который сообщил, что КП фронта развернут в деревне (названия
не помню) на восточном берегу реки Оки. По понтонному мосту перебрались на
восточный берег и прибыли на КП фронта. Здесь был уже Базанов и несколько
офицеров оперативного отдела. Связь с Москвой была, но с армиями ни проводной,
ни по радио не было. Вскоре на КП прибыли Вы, Захаров и член Военного
совета (кажется, Фомин, но точно не помню). Был получен приказ из Москвы
составить план выхода 50, 3 и 13-й армий из окружения с задачей: ударом в восточном
направлении разбить немецкие войска, вышедшие в тыл, освободить Орел
и занять рубеж обороны по реке Ока. Остаток дня и ночь прошли над планированием
и составлением приказа на выход армий из окружения. Приказ должен был
подписать Еременко, а он был в 3-й армии. Связи с армиями все еще не было, и
неизвестна была судьба командующего.

Тогда Захаров принял решение: послать меня на КП 3-й армии к Еременко
доложить на подпись приказ. Я предложил приказ дать не открытого текста, а
зашифровать и в опечатанном пакете, чтобы не было сомнения, что он разглашен,
а если попадет в руки врага, то не мог бы быть прочитан. С моим предложением
согласились. Бухаров со своими офицерами занялся шифрованием приказа, а я
стал готовиться к полету. Должен сказать, что моя шинель и все имущество остались
в Брянских лесах, я вышел в плаще и телогрейке. Для полета в открытом
самолете надо было одеться теплее. Я попросил Макарова уступить мне шинель,
под нее одел телогрейку и был готов к полету. Надо было по прямой пролететь не
менее 200-250 км.

Был выделен трехместный самолет У-2. Лететь должны были пилот, штурман
и я. До 6 октября КП 3-й армии располагался в лесу, в районе населенного
пункта Вздружное, на восточном берегу реки Десны. Но подтверждения из армии
никак не могли получить из-за отсутствия связи. Вдруг из Москвы получили
сведения, что Еременко на КП 3-й армии, а КП армии находится на западном
берегу Десны в населенном пункте против Вздружного. Такое изменение местонахождения
КП армии никого не удивило, т.к. объяснили тем, что командарм
решил прикрыться рекой от возможного нападения врага с тыла. Отметив нужный
пункт на карте, положил запечатанный пакет с зашифрованным проектом
приказа в полевую сумку, отправился на аэродром. Здесь долго тянули с вылетом.
Все находились какие-то причины, не позволявшие лететь. Последней
причиной оказалась катастрофа самолета МиГ, произошедшая на аэродроме при
взлете этого самолета. Наконец-то во второй половине дня вылетели. Я и штурман
поделили секторы наблюдения за воздухом. Несколько раз самолету пришлось
резко снижаться и идти на бреющем, спасаясь от самолетов противника.
Но и бреющий полет таил много опасностей, т.к. мы пролетали над местностью,
занятой противником, и попадали под обстрел с земли. Но все проходило благополучно.
Видели пожар в Волхове, горела станция Навля, в районе бывшего
КП фронта в Брянских лесах шел бой дивизии НКВД по охране тыла с немцами
(потом я имел разговор об этом бое с генералом Любым - начальником охраны
тыла фронта).Вот и Десна. По долине реки стали подходить к нужному пункту. Видели
с воздуха разрушенные и исправные переправы через реку. Около некоторых переправ
видели наш транспорт и бойцов. Все это вселяло уверенность в том, что
наши войска - на западном берегу Десны. Для уточнения местонахождения мы
сели около одного населенного пункта. Моментально самолет был окружен мальчишками.
На вопрос, есть ли немцы, получили дружный ответ: «Нет!» Узнали название
населенного пункта и определили, что до КП армии не долетели еще около
25 км. Сели в самолет и стали набирать высоту. Вдруг мотор стал чихать и скоро
заглох. Летчик не растерялся и вновь посадил самолет. О причине, почему заглох
мотор, пилот доложил, что он переключил подачу бензина на запасной бак, и туда,
возможно, попала вода, но неисправность можно устранить, если выпустить часть
бензина. А этого он сделать не может, т.к. нет у него соответствующего ключа,
надо в деревне найти раздвижной (французский) ключ, и тогда он может вскрыть
сливную пробку. Мальчишки вновь окружили самолет, нашлись такие, которые
побежали в деревню и принесли необходимый ключ.

Пилот открыл сливную пробку, выпустил часть бензина, запустил мотор.
Он стал работать нормально, и мы взлетели. Скоро опустились около деревни
Уты (в 3-4 км севернее нужного нам пункта). Здесь оказалась хорошая площадка
и большой кустарник. Самолет завели в кусты, замаскировали, оставили пилота
с автоматом охранять самолет, а я и штурман, имея один автомат и по пистолету,
отправились в деревню, где предполагали найти КП армии. Шли спокойно открытой
дорогой. Солнце склонялось к закату. Когда стали подходить к деревне,
с восточного берега стала стрелять пушка по роще за деревней. Это насторожило
нас, но мы подумали, что это наши артиллеристы производят пристрелку внутри
оборонительной полосы, и продолжали спокойно путь в деревню. У крайней избы
увидели мужчину, выглядывавшего из-за угла дома туда, где рвались снаряды.
На наш вопрос: «Почему стреляет наша артиллерия по роще?», колхозник ответил:
«Сегодня утром к этой роще подходили немецкие танки, вот, наверное, опять
подошли». Нас поразил этот ответ. На вопрос: «А где наши части?», - получили
еще более ошеломляющий ответ: «Еще вчера утром ушли на тот берег, не верите,
спросите у председателя колхоза». Узнали, где найти председателя колхоза, пошли
в деревню искать его.

В деревне в разных местах виднелись кучки женщин. Они помогли найти
председателя колхоза. Он подтвердил правильность слов колхозника. Солнце
уже село, стало темнеть. Решили возвратиться к самолету, дождаться утра, перелететь
в район Вздружное и искать КП 3-й армии. Возвращаться решили не по
дороге, а берегом вдоль реки. У северной окраины деревни был съезд к реке, и по
нему мы стали спускаться к воде. К нашему удивлению, здесь оказался исправный
низководный мост. Мы не успели дойти до моста и были обстреляны из винтовок
с восточного берега. Пришлось отказаться от намерения идти вдоль воды,
т.к. могли вновь попасть под обстрел своих же войск. Решили подняться и идти
вдоль обрыва (западный берег Десны высокий и обрывистый) полем, чтобы не
попасться в руки немецким мотоциклистам и избежать обстрела со своего берега.
По вспаханному полю идти было трудно. Стало очень темно. К тому же скоро
начался проливной дождь. Глинистая почва раскисла, ноги разъезжались, частомы скатывались в овраги, по которым ручьи впадали в Десну. 3-4-километровый
путь превратился в многокилометровый, и на преодоление его мы затратили несколько
часов. В кромешной тьме боялись, что не найдем стоянку самолета. Но
обошлось благополучно: самолет нашли, пилот был при нем. Решили ждать утра,
чтобы перелететь в район Вздружное.

Около 23 часов послышался шум моторов в районе деревни, куда мы ходили,
а вскоре и севернее деревни Уты, где также была исправная мостовая переправа.
Вскоре на переправах завязалась перестрелка, бой разгорался все сильнее
и сильнее. Через некоторое время бой стал удаляться восточнее от переправ,
втягивался в лес, и глуше стала слышна перестрелка. Из этого сделали вывод: по
сохранившимся переправам немцы перешли на восточный берег и углубились в
лес, наши части стали отходить. Как быть нам? Перелет в район Вздружное нецелесообразен,
т.к. к утру его могут занять немцы. Искать по лесу наши части
невозможно. Скрепя сердце, решили возвращаться на КП фронта, хотя приказ не
был выполнен.

Пилот заявил, что он может вести самолет ночью по приборам, но посадка
должна быть в светлое время. Прикинули, что рассвет бывает около 7 часов, полет
займет более двух часов, и если поднимемся в воздух в 5 часов, то над территорией,
занятой немцами, пролетим в темное время и нам не будет мешать вражеская
авиация, а чтобы не попасть под наземный огонь, надо лететь не ниже 400-500 м,
чтобы не было видно огня выхлопных труб. Дождь не переставал, спасались от
дождя под крылом самолета. Пилоту приказал ложиться спать, чтобы немного отдохнул,
т.к. предстоял трудный путь. Часов с двух дождь перешел в мокрый снег,
и самолет покрылся толстым слоем мокрого снега. Пилот и штурман заявили,
что в этой обстановке подниматься в воздух нельзя: самолет обледенеет и упадет.
Надо ждать, когда перестанет снегопад. А будет ли возможность тогда подняться,
не будем ли окружены немцами? В нашем районе и в районе Уты было спокойно.
Севернее и южнее слышен был непрерывный шум моторов. Решили: пока мы с
самолетом, мы можем уйти от немцев, но надо ждать прояснения погоды.

Стрелки часов показывают пять, потом шесть часов, а снег все идет и идет.
Только к семи часам снегопад перестал. Быстро очистили самолет от снега, завели
мотор для прогрева. Очень опасались, что шум мотора самолета привлечет внимание
немцев, но все пока шло спокойно. Вывели самолет на взлетную площадку,
быстро заняли свои места в самолете, пилот дал газ, и самолет скоро оторвался
от земли. Мы в воздухе, облегченно вздохнули. С самолета видели, как около
переправ у костров грелись немцы. Но они уже были не страшны - мы считали
себя недосягаемыми для них: была большая и низкая облачность, день начинался
очень пасмурный. Самолет лег курсом на Белев, наблюдать за воздухом не было
надобности, и я, привязав фуражку носовым платком, спокойно уснул после тревожной
ночи. Так я и не заметил, как прошел обратный перелет. Проснулся только
тогда, когда самолет пошел на посадку: это штурман опять решил проверить
правильность полета путем опроса местных жителей. Скоро самолет приземлился
около КП фронта.

Я направился в оперативный отдел, чтобы доложить Вам о возвращении
и о том, что задание, к сожалению, не выполнил. Вы спали, я разбудил Вас и хо-тел докладывать. Но Вы, вскрикнув: «Жив!», обняли меня. Я пытался доложить,
что задание не выполнил, но Вы меня не слушали, а отправили к Захарову, доложить
ему о возвращении. Должен признаться, что мое самочувствие было весьма
скверное: что значит доложить Захарову о том, что боевое задание не выполнил?
Захаров был скор на руку, а то и за пистолет мог взяться! Вхожу в его комнату:
он вместе с членом Военного совета пил чай. Пытаюсь доложить, а он обрадовано
вскрикнул: «Вернулся?» и предлагает выпить стакан чаю. Я очень кратко смог
доложить, почему не выполнил задание. На что последовал ничего не значащий
ответ: «Ну, ладно!» Тогда я спросил, что делать с зашифрованным приказом, и
показал опечатанный пакет, облитый бензином (пакет ночью облил бензином из
предосторожности, чтобы в минуту опасности можно было быстро его сжечь). Захаров
приказал пакет сдать Бухарову. В большом недоумении я ушел от Захарова:
меня не арестовали и даже грубого слова не сказали за то, что я не выполнил боевого
задания. Мой неудачный полет на КП 3-й армии был 9 октября, а возвращение
10-го.

Только значительно позже от офицеров оперативного отдела я узнал, что
вскоре после того, как я вылетел, была восстановлена связь с 3-й армией, получена
истинная обстановка, и меня уже считали попавшим в фашистские лапы. Поэтому,
когда я вернулся, вместо огорчения я вызвал радость у моих начальников.
В тот же день был получен приказ из Москвы о перемещении нашего КП в район
Курска. Начальнику ВОСО фронта был заказан эшелон для штаба, и на другой
день мы двинулись по железной дороге со станции Арсеньево через Горбачево,
Елец, Касторное в Щигры.

В пути следования никакой связи с войсками и с Москвой, по существу, мы
не имели, и оперативный отдел вопросами управления не занимался.

На станции Касторное Захаров устроил (в станционном домике) совещание,
где было решено выделить три оперативные группы, в обязанности которых
вменялась встреча и устройство выходящих из окружения войск. Первую группу
поручили возглавить мне, с дислокацией в районном центре Дросково. Я обязан
был за счет войск, обнаруженных в полосе группы, перехватить на рубеже: ст. Ворошиловка
(на ж.д. Орел, Верховье), ст. Малоархангельск (на ж.д. Орел, Курск)
- все дороги, идущие на восток. Фронт был около 110 км по карте. В распоряжение
начальника оперативной группы была выделена небольшая группа солдат из
полка охраны, средства связи, три офицера из оперативного и разведывательного
отделов и два шифровальщика. Я был снабжен документом, удостоверяющим мои
большие полномочия.

В порученной мне полосе удалось обнаружить один запасный полк и дорожно
-эксплуатационный полк. В запасном полку укомплектованным был только
один учебный батальон, а ДЭП из себя представлял всего только батальон трехротного
состава. Кроме того, в Дросково обнаружил небольшой отряд из работников
НКВД. В районных центрах были сформированы из гражданского населения
истребительные батальоны. Учебный батальон запасного полка я поставил в Покровское,
одну роту выделил на ст. Ворошиловка, другую роту - на ст. Змиевка.
Этот батальон прикрывал основное направление вдоль улучшенной дороги Змиевка,
Покровское, Дросково и далее на Ливны, Елец. Батальон ДЭП прикрывалнаправление ст. Малое Архангельское, районный центр Малоархангельск. Отряд
НКВД был в резерве в Дросково. В осеннюю распутицу грунтовые дороги были
совершенно непроезжими, в том числе и улучшенная дорога Змиевка, Дросково,
Ливны. Это облегчало выполнение нашей задачи.

В задачу первой оперативной группы входили прием и расположение для
обороны войск 50-й армии. В Ливны располагался начальник тыла 50-й армии
В.С. Попов. Вскоре поступило распоряжение о том, что в полосе нашей оперативной
группы будут выходить войска 3-й армии, а 50-я армия выходит в северо-восточном
направлении к Туле. В.С. Попов со своим штабом убыл в распоряжение
своего командарма.

В двадцатых числах октября 1941 г. в нашей полосе стали выходить отдельные
группы, подразделения, части 3-й армии. Эти войска было приказано направлять
в район Ефремов. На рубеже Верховье, Ливны и южнее оборону должна
была занять 13-я армия, войска которой выходили в полосе второй оперативной
группы (начальник - генерал-майор артиллерии Дмитриев располагался в Колпна
). Около 25 октября в нашей полосе вышла группа 3-й армии во главе с начальником
штаба армии генералом Жадовым. В составе этой группы вышла медицинская
сестра из Брестского госпиталя. В первые дни войны она была в Брестской
крепости. 26 июня вместе с женщинами и детьми она вышла из крепости. Немцы
ее, как медицинскую сестру, направили в Южный (танковый) городок, где был
развернут госпиталь для военнопленных. Из этого госпиталя она бежала и вот
с группой войск 3-й армии вышла на «большую землю». С этой медсестрой вел
разговоры капитан Малинский (начальник штаба оперативной группы). Он все
стремился получить какие-либо сведения о своей семье, оставшейся в Бресте, в
Южном городке. Из рассказов медсестры нам стало известно, что еще 29 июня
Брестская крепость оборонялась, там шли бои. По рассказам медсестры было послано
донесение в штаб фронта.

В двадцатых числах октября было приказано охранение оперативной группы
отвести восточнее занимаемого рубежа. На станции Змиевка был элеватор
с большим запасом зерна. Часть зерна была вывезена по железной дороге через
Курск, но много еще зерна оставалось в элеваторе. Вывезти зерно на грузовых машинах
не представлялось возможности из-за отсутствия автомашин и непроезжего
состояния дорог. Тогда мною было принято решение: охранение задержать на
занимаемом рубеже на 2-3 дня, зерно раздать местному населению, а не сжигать.
Так было сделано и донесено во фронт.

В конце октября или начале ноября штаб оперативной группы отошел в
Ливны, а охранение было на рубеже Верховье, Покровское, Малоархангельское.

В ноябре на рубеж Верховье, Ливны и южнее стали прибывать и занимать
оборону части 13-й армии. Не помню, какого числа в ноябре поступило донесение
из Васьково от командира батальона о том, что в деревне расположилась на отдых
кавалерийская группа, вышедшая из окружения. Один пьяный командир-кавалерист
застрелил председателя колхоза за то, что тот не дал меду. Деревню Васьково
охранение должно было оставить на следующий день. Факт самочинства нельзя
было оставить без возмездия, нельзя было, отступая, оставить плохую память у
местного населения о советских войсках. Надо было показать населению, что и втяжелых условиях отступления советская власть карает за преступления. Можно
было просто арестовать преступника и передать следственным органам. Тогда население
не узнало бы о каре, постигшей преступника. В этих условиях я принял
решение: командиру батальона произвести на месте дознание и при подтверждении
факта произвола виновника расстрелять на глазах местных жителей. Дознание
было произведено, выяснилось, что командир взвода убил председателя колхоза
по прямому приказанию командира эскадрона. Население деревни Васьково
было собрано на митинг, было разъяснено, какое преступление совершили эти
командиры, и на глазах населения был произведен расстрел преступников.

После этого наши подразделения отошли из Васьково. Об этом происшествии
и наказании преступников было донесено во фронт, но никакого ответа не
было получено. Впоследствии я спрашивал прокурора фронта, известно ли было
ему об этом происшествии и почему не было никакого ответа. Он сказал: «Что
можно было ответить? Расстреляны незаконно, а поступили правильно». На этом
и закончился наш разговор.

В середине ноября войска 13-й армии заняли назначенный им рубеж для
обороны. Два батальона и отряд НКВД были переданы в состав 13-й армии, а штаб
оперативной группы со связистами вернулся в штаб фронта, который размещался
в Ельце. В Елец прибыли поздно вечером, а на другой день я получил приказ с
группой офицеров и средствами связи выехать в Мичуринск для подготовки КП
фронта. В этот же день колонна машин выбыла из Ельца по маршруту Задонск,
Липецк, Мичуринск. Ночевали на окраине Липецка. Рано утром продолжали движение
в Мичуринск. Днем прибыли к месту назначения. Здесь встретились с полковником
Литвиненко, который со средствами связи был где-то в другом пункте,
а не в Ельце, и прибыл в Мичуринск для организации связи.

Договорились с местными партийными и советскими органами об отводе
помещений для командного пункта. Ночью на станцию Мичуринск был сильный
налет авиации противника. Полковник Литвиненко приступил к организации
узла связи, я распределил помещения для отделов и управлений штаба. К исходу
второго дня пребывания в Мичуринске я получил приказ: подготовленный пункт
управления передать второму (тыловому) эшелону штаба, самому же вернуться в
Липецк, где размещается командный пункт фронта.

В Липецке я пробыл один или два дня и получил приказ ехать в 3-ю армию
проверить все тыловые части и учреждения армии и изъять из них солдат, способных
нести строевую службу. Эта работа заняла около десяти дней. После возвращения
в Липецк на другой день (в конце ноября или 1 декабря) возглавил группу
офицеров штаба фронта, выделенную на укомплектование штаба подвижной
группы войск Юго-Западного фронта (в это время штаб Брянского фронта, как
вспомогательный пункт управления, подчинялся Юго-Западному фронту). Штаб
подвижной группы должен был возглавить начальник штаба 13-й армии комбриг
Петрушевский (знакомый мне еще по мирному времени, по службе в Белорусском
особом и Западном особом военных округах). Штаб подвижной группы
должен был собраться в одной из деревень в районе Касторное. Со мной выехало
несколько офицеров оперативного отдела (помню своего сослуживца еще по 4-й
армии - Григорьева), несколько офицеров из разведывательного и шифровально-го отделов и связисты со средствами связи. Через сутки добрались в назначенный
пункт. Явился к комбригу Петрушевскому. Он сам еще не знал предстоящей задачи,
приказал размещаться и ждать распоряжения. На следующий день тов. Петрушевский
объявил, что группа офицеров штаба 13-й армии и он сам возвращаются
в свой штаб, а я с офицерами штаба Брянского фронта и средствами связи должен
выехать в Касторное и поступить в распоряжение начальника штаба подвижной
группы генерала Баграмяна (командующий подвижной группой - заместитель
командующего Юго-Западным фронтом генерал-лейтенант Костенко). В тот же
день я со своей группой переехал в Касторное и поступил в распоряжение генерал
-майора Баграмяна.

Состав подвижной группы был небольшой: 5-й кавалерийский корпус генерала
Крюченкина, танковая и мотострелковые бригады и две стрелковые дивизии.
Задача подвижной группы была: прорвать оборону противника и ударом на север
громить тылы елецкой группы войск противника. Подвижная группа должна
была прорываться в глубь обороны противника, а 13-я армия, очищая от остатков
разбитых частей врага, закреплять освобожденную территорию. Общее направление
удара подвижной группы было: Касторное, Ливны, Верховье, Новосиль.

Подвижная группа перешла в наступление 7 декабря и успешно прорвала
оборону противника, вышла на тылы его елецкой группы войск.

К январю 1942 г. были освобождены ряд районных центров Орловской области:
Елец, Измалково, Верховье, Русский Брод, Ливны, Новосиль и другие. На
рубеже западнее Новосиль, Верховье, Ливны противник перешел к упорной обороне.
Все попытки подвижной группы прорвать оборону противника в направлении
Верховье, Орел успеха не имели. 10-15 января 1942 г. штаб подвижной
группы был расформирован, а войска переданы в состав Брянского фронта. Я с
офицерами штаба Брянского фронта и связистами вернулся в свой штаб, который
размещался в Ельце, и приступил к выполнению своих обязанностей заместителя
начальника оперативного отдела.

В штабе подвижной группы я обеспечивал связь и взаимодействие с 13-й
армией. В середине декабря генерал Баграмян получил назначение в распоряжение
главкома Юго-Западного направления, а начальником штаба подвижной
группы был назначен генерал-майор Корженевич.

Когда вернулись в штаб Брянского фронта, то здесь уже все руководство
было новое: начальник оперативного отдела полковник Ивашечкин М.В., начальник
штаба фронта генерал-майор Колпакчи и командующий войсками фронта генерал
-полковник Черевиченко.

Как заместитель начальника оперативного отдела штаба фронта я обеспечивал
связь (информация, боевые донесения, оперативные сводки) с Генеральным
штабом и с соседями (Западный и Юго-Западный фронты).

В феврале начальник штаба фронта Колпакчи убыл, на его место прибыл
генерал-майор Казаков М.И.

В начале марта из состава штаба фронта было выделено несколько рекогносцировочных
групп для рекогносцировки и постройки укрепленных районов
по восточному берегу реки Дон. Мне было поручено произвести рекогносцировку
Задонского укрепленного района емкостью на 4-5 полков. Для постройки этогоукрепленного района была выделена саперная армия, штаб которой размещался в
Задонске. На рекогносцировке и постановке огневых точек укрепленного района
я проработал до 12 апреля. В этот день был отозван в штаб фронта и назначен
начальником оперативного отдела вновь формируемого штаба 48-й армии. Так
я расстался со своими сослуживцами по 4-й армии, по штабам Центрального и

Брянского фронтов. : *

О Вашей поездке в Тулу мне рассказывали офицеры оперативного отдела,

кто из них ездил с Вами, сейчас не помню.

Также не помню, встречались ли мы в Ельце, когда я вернулся из оперативной
группы, так как в штабе фронта я был всего только одну ночь. Но когда вернулся
из Мичуринска в Липецк, до командировки в подвижную группу генерала
Костенко, несмотря на кратковременное пребывание в штабе фронта, я работал с
Вами.

С 8 октября до конца ноября 1941 г. я не мог выполнять обязанности начальника
оперативного отдела штаба фронта, если и был назначен приказом на
эту должность, т.к. на КП фронта я был фактически только несколько дней в разное
время.

Написал много. Стремился описать все события, в которых я участвовал с 6
октября 1941 г. по 12 апреля 1942 г.

Может быть, мой подробный рассказ напомнит Вам многое из того, чего я
не смог описать.

[kusnez]

И ничего о наших танках в районе штаба фронта 6 октября.

Интересный момент:

Из письма Л.М. Сандалову бывшего заместителя начальника
оперативного отдела штаба Брянского фронта И.А. Долгова

***
Мой неудачный полет на КП 3-й армии был 9 октября.
***
в районе бывшего КП фронта в Брянских лесах шел бой дивизии НКВД по охране тыла с немцами
(потом я имел разговор об этом бое с генералом Любым - начальником охраны
тыла фронта).
***

[Штрафник]

Юрий, спасибо за приведенные письма. Интересные материалы. Раньше не довелось их видеть.

И ничего о наших танках в районе штаба фронта 6 октября.

Думаю, что это связано с тем, что они к моменту тарана не были рядом с КП фронта.
Немцы двигались двумя группами. Первая группа (Градля) - танки и мотопехота на грузовиках. С ними и вел перестрелку Еременко. Первая группа, достигнув Черного моста запросила подмогу. В качестве подмоги выдвинулась вторая группа (Рюбзама) - мотопехота 2 батальона 63 S.R. с приданной артиллерией, 2-я рота 27 саперного батальона и танки 7 роты 18 танкового полка. Их уже и утюжили наши танки.

[kusnez]

Юрий, спасибо за приведенные письма.

Это не мне, это Саше (proffrus)

[Штрафник]

Это не мне, это Саше (proffrus)

Да, Александру тоже спасибо.

[proffrus]

Да, Александру тоже спасибо.

Не за что, на этом сайте многое интересное можно найти, но сам процесс поиска не так просто, приходится искать по тем или иным фамилиям, связанным с брянским фронтом 1го формирования