п. Алексеевский, Братская могила; памятник односельчанам. Опции

[Случай]

«Люди мужества» - 1971г.- Александр Иванович Черешнев.

2

8 августа наш экипаж вызвали в штаб полка.

— После ожесточенного боя с гитлеровцами партизанскому отряду Семенова срочно необходимы боеприпасы, оружие и медикаменты, — сказал майор Афонин. У вас машина хорошая, экипаж опытный, вам и поручается полет в Клетнянсквй лес. — Командир испытующе посмотрел на Волкова.

Лейтенант ответил спокойно, будто знал об этом давно:

— Мы готовы вылететь хоть сейчас.

— Да, именно сейчас. Полетите на елецкий аэродром, возьмете там груз, заправитесь и с наступлением сумерек произведете взлет.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда мы произвели посадку в Ельце. На большом аэродроме нас ожидал груз. По десять больших брезентовых мешков лежало против каждого самолета. Мы быстро загрузили свою машину, заправили ее горючим и пошли ужинать.

В столовой ко мне подошел штурман эскадрильи старший лейтенант Е. И. Петров, координировавший из Ельца работу нашей эскадрильи со штабом партизан. Он отвел меня в сторонку и тихо сказал:

— Будьте осторожны. В партизанских районах немцы имеют усиленный воздушный патруль. — Петров поправил светлую прядь волос, надел пилотку и повторил: — Смотрите там повнимательней.

— Спасибо за предупреждение, — сказал я и хотел уходить, чтобы разыскать своих давних друзей Сысуева, Кошелева и Рустемова, но Петров остановил:

— Сегодня подсажу к вам молодого штурмана, младшего лейтенанта Михаила Кривошеенко. Покажите ему партизанский край. Возможно, скоро выпустим его самостоятельно.

За ужином я встретился с товарищами. Узнав, что мы летим во вражеский тыл, Василий Кошелев дал мне где-то раздобытую им гранату, Михаил Сысуев пригоршню патронов к пистолету, а Курал Рустемов — три куска хлеба с маслом.

— Все пригодится, — сказали они.

В штурманской кабине я был за старшего. С момента взлета все делал Кривошеенко, а мне лишь приходилось временами проверять его записи, контролировать расчеты. «Старается, значит, дело пойдет!» — думал я о молодом коллеге.

Пролетели Орел. Михаил показал мне линию фронта. Расчетное время сошлось с фактическим. Я встал за пулемет и начал вести наблюдение. Чистый воздух приятно освежал лицо. Над головой весело мерцали звезды. Впереди показались брянские лесные массивы и костры на партизанских площадках. Кое-где фашистские стервятники обстреливали огни, но они не гасли, а еще ярче разгорались.

— Истребителей видишь? — спросил меня командир экипажа. — Предупреди воздушных стрелков.

За носовой пулемет встал Михаил Кривошеенко, сержант Воронов, прижавшись к другому пулемету, просматривал нижнюю сферу. Как правило, радиосвязь с землей он заканчивал перед линией фронта и приступал к обязанностям стрелка. В заднем отсеке (в хвостовой кабине) сидел воздушный стрелок Николай Лазарев. Он будто врос в пулемет.

— Будьте спокойны, — крикнул мне сержант, — к хвосту фрицев не подпущу!

Проходя обратно, я обратил внимание на борттехника Александра Леонова и бортмеханика Антона Забродского. Они установили никем не предусмотренные два пулемета Дегтярева, и сейчас, как по команде, прильнули к ним. Один — с правого борта, второй — с левого. Беспрерывно гыркала турельная кабина стрелка. Там, в башенной установке над фюзеляжем, сидел воздушный стрелок Иван Быченко.

Доложив обо всем лейтенанту Волкову, я показал на цифру 400. Самолет подходил к цели. Летчик убрал газ, повел машину на снижение и сделал два круга над знакомой нам партизанской площадкой. Внизу появились костры. Привычным ударом финки Леонов разрезал нижний канат, и десять больших мешков с грузом полетели из бомболюков на землю.

Облегченная машина легко набирала высоту. Позади уже десятки километров. Мы шли на юго-восток на высоте 1000 метров. Мелькнула полоса железной дороги, чуть правее — город Почеп. И вдруг откуда-то появились самолеты противника. Один «мессершмитт» подошел к нашему ТБ-3. Ночную темень разрезали свинцовые трассы. Казалось, оба самолета соединились разноцветными лентами. Но огонь наших стрелков оказался точнее. «Мессер» задымил, пошел со снижением и исчез.

А буквально через минуту второй фашистский стервятник атаковал нас снизу. Воронов двумя короткими очередями отбил атаку, но гитлеровец повторил ее сверху сзади. Ураганный огонь крупнокалиберных пулеметов Быченко и Лазарева отогнали немца. Наступила тревожная пауза. Откуда последует очередная атака?

Весь экипаж с напряжением следил за темно-синим небом. Техник и механик первыми заметили врага по выхлопным патрубкам — огни двухмоторного «мессера» показались сверху. И снова задрожал наш самолет от дружной работы шести пулеметов. Ме-110, на мгновение исчезнув, опять бросился в атаку справа.

Противник оказался настырным, наскок за наскоком повторялся уже который раз. Лейтенант Волков развернул машину и с курсом 110 градусов повел ее на сплошной черный лес, который хорошо просматривался впереди. У нас кончились патроны. Я взглянул вниз. Зловеще мигал неоновый светомаяк вражеской авиации. Мы понимали что где-то недалеко аэродром, с которого поднялись «мессершмитты», атаковавшие нас.

Удар потряс машину, заглох левый крайний мотор. Костя Воронов, весь окровавленный, лежал у разряженного пулемета, рядом тихо стонал тяжело раненный в ногу Ваня Быченко. Коля Лазарев безжизненно повис на своем пулемете. Объятый пламенем, ТБ-3 стремительно падал. Спасти его не было никакой возможности. Из полыхавшей плоскости валил густой черный дым. Горели бензин и масло. Пламя подбиралось к раненым.

— Покинуть самолет! — приказал командир экипажа.

Один за другим мои товарищи проваливались во тьму. С нашей помощью прыгнули раненые. Опустили мы с борта на парашюте и тело убитого Коли Лазарева. Убедившись, что на борту никого не осталось, кроме командира и меня, я подошел к Юрию Евгеньевичу и крикнул:

— Прыгаем вместе!

Струя встречного потока воздуха швырнула меня из самолета. Я обо что-то ударился, но успел выдернуть кольцо парашюта. Новый удар привел меня в чувство. Я лежал на траве. Из левого уха и из носа текла кровь, в голове шум, трескотня, в глазах — разноцветные круги. С трудом расстегнул подвесную систему, освободился от парашюта, перевязал голову.

Мысль была одна: пробираться на восток, к своим. Но из рассказов однополчан я знал, что фашисты будут идти по следу. Посмотрев на темное небо, я нашел Полярную звезду, встал к ней лицом. Справа был восток. Я повернулся лицом на юго-восток и, выбрав ориентир, отправился в путь.

Ноги запутывались в густой траве, страшно хотелось пить. Но вот потянул ветерок, и стало прохладней. Вдали послышался лай собак, крик петухов. Я добрался до развалин старой бани, стоявшей на краю деревни, и мгновенно уснул.

На следующую ночь встретился с Антоном Забродским. Вскоре пошел сильный дождь, намокли гимнастерки, чмокала вода в сапогах. Через каждые пятьдесят шагов приходилось останавливаться, очищать обувь от жирного чернозема.

Рассвет застал нас на открытой местности. Кругом ровные поля, изрезанные дорогами. Ни одного деревца. На счастье, совсем недалеко, зеленела высокая лебеда. Мы спрятались в ней. Над головой несколькими группами пролетели транспортные самолеты противника Ю-52. Шли они к линии фронта. И вдруг Забродский тревожно прошептал:

— Смотри, Саша!

Я оглянулся. В двухстах метрах от нас стояли три немецких солдата, держа на поводу здоровенных овчарок. Натянув ошейники, псы рвались в нашу сторону. Офицер что-то рассказывал солдатам, а рядом с ним стоял мужчина в черном костюме.

— Эх, гранату бы сейчас! — сказал старший техник-лейтенант Забродский.

Над головой на бреющем полете промчался неуклюжий «хеншель». Через несколько минут он снова появился и, качнув крыльями, исчез в западном направлении. Гитлеровцы прикрикнули на собак и ушли туда, куда улетел вражеский самолет. Видимо, они кого-то искали, быть может наших товарищей.

Мы с тоской смотрели на яркое солнце, а оно никак не хотело уходить за горизонт. Время тянулось медленно. Но вот надвинулась туча. Небо раскололось пополам. Молния, еще молния. Закапал дождь. Мы вылезли из бурьяна и снова двинулись на юго-восток.

К полуночи достигли берега Десны. Мокрые, голодные и измученные, мы посидели у одинокой лиственницы. Стало рассветать. Я посмотрел на реку. Она была полноводной и довольно широкой. На другом берегу начинался лес. «Там партизаны, там жизнь», — думал я, вглядываясь в заросли, где раздавались мирные звуки кукушки и усердная стукотня дятла.

Антон Забродский сказал, что плавает плохо, поэтому мы решили найти более узкое место. Пошли по заросшей травой тропке вдоль высокого берега. Неожиданно впереди увидели немцев. Медлить было нельзя. Быстро скатились по откосу и, сняв с себя обмундирование, бросились в воду. Когда плыть осталось совсем немного, над рекой раздались выстрелы, засвистели пули. Но вот спасительные камыши. Еще рывок, и мы скрылись в них.

Мокрые и усталые, в одном нижнем белье, брели мы по неизведанным тропам большого леса. Огромные стволы тянулись вверх. Нам казалось, что макушки зеленых гигантов упирались в кучевые облака. С воздуха я без труда отыскивал партизанские площадки, а вот как теперь, на земле, найти их в этом лесу?

Мы вышли на лесную поляну, посреди которой в зарослях травы красовалось озеро. Напившись холодной прозрачной воды, сделали привал. Забродский прильнул к земле. Вдруг он поднял голову и посмотрел на меня:

— Дымом пахнет!

Антон остался у озера, а я по-пластунски пополз в сторону дыма. Из кустов рябины увидел шалаш, на крыше которого лежал хлеб. Соблазн был велик. Я переложил пистолет в левую руку, а правой потянулся к хлебу. В это время сзади послышался шорох. Я оглянулся. На меня в упор был направлен ствол автомата. Плотный мужчина, заросший рыжей бородой, на чистейшем русском языке крикнул:

— Руки вверх!

Это был партизанский дозор.

Диверсионная группа, которой командовал местный житель из села Рясное, Леонов Петр Прокофьевич, доставила нас в штаб партизанской бригады имени Щорса. У землянки нас встретил высокий стройный человек с широкой русой бородой и умным взглядом проницательных голубых глаз. Это был комбриг Александр Тимофеевич Писарев, о котором я так много слышал.

Получив подтверждение с Большой земли, А. Т. Писарев вернул нам оружие и спросил:

— Что будем делать дальше? Впрочем, приведите себя в порядок, отдохните, а там решим.

Мне выдали пиджак в заплатах, старые кавалерийские брюки и немецкие, несгибаемые, как лубок, сапоги. Уже на второй день я натер в них ноги до крови. Зато Антону Афанасьевичу Забродскому повезло. Лапти, сплетенные из строп грузовых парашютов, пришлись ему по душе. Легкая и очень удобная обувь в лесу.

Выделив группу партизан во главе с начальником штаба бригады, Писарев послал ее с заданием разыскать и, если потребуется, оказать помощь остальным членам нашего экипажа. Через несколько дней в штаб бригады привели второго пилота младшего лейтенанта Ивана Петровича Коломийца, затем партизан Деньчуков Иван Александрович принес в землянку тяжело раненного воздушного стрелка сержанта Ваню Быченко. В партизанской бригаде имени Щорса нас стало уже четверо. Посоветовавшись, мы пошли к комбригу с просьбой послать нас на боевое задание. Но опытный партизанский вожак только улыбнулся:

— Одно дело в воздухе, совсем другое — у нас. Здесь свои законы войны. — Писарев посмотрел на нас и добавил: — Вы там нужны, отправим вас на Большую землю.

В бригаде имени Щорса нас окружили вниманием и заботой. Вечерами партизаны слушали наши рассказы о боевых делах авиации дальнего действия. В свою очередь они тоже делились с нами воспоминаниями о наиболее удачных боевых вылазках и операциях. Однажды сам комбриг Писарев поведал нам о большом бое брянского районного отряда с крупными силами карателей.

Ранним майским утром 1943 года дозоры доложили комбригу о появлении группы вражеских разведчиков на опушке леса. Через несколько минут густые цепи гитлеровцев пошли в наступление. Немцы считали, что их разведка осталась незамеченной и, применяя свой стандарт «внезапности», надеялись на успех. Но их расчеты не оправдались. Со стороны зарослей, где лежали партизаны, затрещали пулеметы, автоматы, открылась стрельба из винтовок, затем в ход пошли гранаты. Фашисты отступили, оставив много убитых и раненых.

Но передышка была короткой. Пополнив ряды, каратели снова пошли в атаку, на этот раз — в психическую. Командир роты Александр Силин повел автоматчиков в контратаку. Фашисты, бросив два пулемета и десятки убитых, отошли. Однако на этом они не успокоились. Вскоре к ним подоспело пополнение. Несмотря на большие потери, враг напористо атаковал партизан.

Ожесточенный бой продолжался весь день. Немцы потеряли две бронемашины, танк и десятки солдат и все же не оставляли своих намерений — сломить сопротивление партизан.

— А у вас потери были? — спросил Иван Коломиец.

— Войны без жертв не бывает, — ответил Писарев. — Немцы, окружили нас, пришлось прорывать вражеское кольцо. А когда вышли из окружения, снова собрались. И, как видите, продолжаем драться. Правда, с боеприпасами у нас не густо, приходится беречь каждый патрон. А фашисты, как вы знаете, делятся оружием не очень охотно.

Нелегко было нам летать на задания на стареньких машинах ТБ-3, но во много крат тяжелее партизанам.

Ведь в окружении врага они добывали продовольствие, с боем брали оружие, обмундирование. Все это мы видели своими глазами, всякий раз поражаясь мужеству этих людей, добровольно вступивших в борьбу с фашистами. Только здесь я по-настоящему понял, что немцы временно захватили лишь территорию. Душу народа, его убеждения, его национальное достоинство и самосознание им захватить не удалось и никогда не удастся.

Когда сержант Быченко немного окреп, А. Т. Писарев приказал партизанам Николашкину, Барабанову и Бушмелеву проводить нас на аэродром близ города Трубчевска. Поблагодарив комбрига и его помощников за помощь и гостеприимство, мы тронулись в путь. Нелегко было идти лесными тропами около 70 километров, переплывать реку Навля, поддерживая раненого Быченко. Однако на четвертые сутки мы все же добрались до места расположения южной группировки партизан, которой командовал полковник Горшков. Полковник и отправил нас на самолете в родной полк.

Несколько дней спустя в часть возвратился и лейтенант Ю. Е. Волков. Многое перенес он в тылу врага, но воля к борьбе помогла ему преодолеть все трудности.

3


Командир 54-й дивизии АДД генерал-майор авиации Василий Антонович Щелкин предоставил нашему экипажу краткосрочный отпуск. Командира корабля Волкова мы проводили в Москву, там у него жила его жена и трехлетняя дочурка Таня. Забродский и Коломиец отдыхали при части, Ваню Быченко врач В. П. Ершов направил в госпиталь, а я свой отпуск проводил в соседнем с гарнизоном селе, где жила моя жена Лилия вместе с матерью Евдокией Ильиничной Дроздовой и сестрой Ириной, эвакуированными из Воронежа.

Мое возвращение в семью было неожиданным, потому что Лилия через месяц после нашей свадьбы получила извещение: «Ваш муж не вернулся с боевого задания». Нет необходимости говорить, сколько было радости при встрече, сколько расспросов о вынужденных скитаниях во вражеском тылу…

Мелькали дни, проходили недели, а вестей о судьбе Александра Леонова, Михаила Кривошеенко, Константина Воронова и Николая Лазарева не было. Только много лет спустя на мой запрос пришла долгожданная телеграмма: «Константин Алексеевич Воронов проживает в Туле, по, улице Кутузова, 90, квартира 54».

Трудно пересказать, какие лишения испытал раненый воздушный стрелок-радист, когда он приземлился с парашютом в памятную ночь 8 августа 1943 года. Важно то, что ни болезни, ни голод, ни бесконечные переброски из одного лагеря в другой на далекой чужбине не сломили духа советского авиатора.

В ночь под новый, 1945 год Константину Воронову вместе с девятью другими патриотами удалось бежать из лагеря Лицманштадт. Пятнадцать суток пробирались беглецы к линии фронта.

К. А. Воронову снова предоставили возможность летать. Его зачислили воздушным стрелком на самолет Ил-2, где командиром был знаменитый летчик-штурмовик дважды Герой Советского Союза капитан Т. Я. Бегельдинов. 36 боевых вылетов совершил Воронов, будучи в 144-м гвардейском штурмовом, авиационном полку 2-й воздушной армии. Он сражался с гитлеровцами до победного конца войны, громил их в битвах за Берлин и Прагу. Родина высоко оценила отвагу и мужество сержанта К. А. Воронова, удостоив его четырех боевых наград.

Уже после Великой Отечественной войны я узнал о том, что тела М. М. Кривошеенко и Н. А. Лазарева захоронены в селе Алексеевка, где установлен обелиск вечной боевой славы, а А. С. Леонова — в братской могиле в селе Сосновое Болото Брянского района. Местные жители А. А. Тананыкин, В. Я. Мамонов и П. Я. Жариков, свидетели воздушного боя ТБ-3 с двумя «мессершмиттами», рассказали, что мои однополчане предпочли смерть фашистскому плену.

Прим.: В интернете можно скачать электронный вариант книги, например здесь - http://mexalib.com/view/165396

[Случай]

[Случай]

[Случай]

фото 17.02.2015г.

первое фото - от дороги.

[Случай]