Война была, война осталась, Так называется книга, изданная к 70-летию Великой Победы Опции

[bsnural]

"ВОЙНА БЫЛА, ВОЙНА ОСТАЛАСЬ".
Так называется книга, вышедшая в Северной столице к 70-летию Великой Победы.


ПАМЯТЬ О ВОЙНЕ

Над миром таял дым косматый,
Над миром стыла тишина.
Ещё не верили солдаты,
Ещё не верила страна,

Что больше не гудеть набатам
Призывом горестным во мгле.
Что вот настал он, час расплаты,
За смерть, за муки на земле.

Мы не последовали праву…
Солдат поверженных щадил.
И потому не только славу,
Но и бессмертье заслужил.

К нему приходят поклониться,
За подвиг почести воздать.
Доступен всем, чего таиться,
Ему ведь нечего скрывать…

Давно растаял дым косматый,
В окопах выросла трава.
Уже состарились солдаты,
А память о войне – жива.

(Николай Басов, г.Южноуральск Челябинская обл.)

[bsnural]

ИЗ РАССКАЗОВ ИВАНА НИКОЛАЕВИЧА (продолжение)

ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ

Из финского лагеря мы прямиком угодили в наш, в Подмосковье. Тоже охрана, колючая проволока, но работа в шахте – уголь добывать. Если бы я не работал последнее время у хозяина-финна, то долго бы здесь я не протянул. Но иногда и «бедному Ванюшке не всё камешки»…

После того, как мы, пленные, летом сорок третьего в финском лагере разграбили продуктовые склады, предварительно разоружив охрану, которая совсем не ожидала от таких «доходяг» такой резвой прыти, много нас отправили в «могилевскую губернию». Сначала каждого десятого, потом опять, опять… Думали, всех перебьют. Но прибыло высокое начальство, и расстрел прекратили. Я был семнадцатым, стал двенадцатым. И когда утром нас вновь построили на плацу, понял – пришла и моя очередь. Но судьба озарила красным солнышком. Приехали финны набирать работников. Фюрер решил взамен ушедших на войну сыновей подарить им русских рабов.
Мы все были удивлены, когда из конторы вместе с комендантом и лагерным врачом высыпала разномастная толпа гражданских мужиков, и все они направились к нам. Подошли и остановились. Мы глядим на них, они на нас. Молчат они, молчим и мы. Что думали они, видя оборванных, изнурённых до последней степени солдат, неизвестно, но что-то вроде сочувствия отражалось на их лицах. Ведь это были в основном пожилые люди, а с возрастом чувство жалости также возрастает. Затем комендант пояснил нам, что фюрер разрешил использовать на работах у бауэров в хозяйстве русских военнопленных. Забрезжила пусть маленькая, но надежда, хотя работник из меня никудышный, еле ноги таскал, как лошадь от бескормицы.
Постояли «хозяева», походили вдоль строя, вглядываясь в наши лица, осмотрели, так сказать, рабов. Вижу, направляется ко мне один из них, седой весь, но еще статен телом и красив лицом. Подошел, спрашивает: «Что, Иван (видимо, врач сказал ему моё имя), хочешь у меня работать?». – «Работать-то хочу, да вот с наших харчей ветерком качает». – «Ну, это дело поправимое. Косить сено, ходить за скотом умеешь?». – «Умею, рос в деревне без отца, к работе привычен».
Что-то подсказывало мне, что я должен обязательно понравиться этому седоватому финну. Но тот вдруг последовал дальше, а моё сердчишко стало давать сбои.
Пройдя вдоль строя финны стали возвращаться обратно, и на кого из нас они указывали пальцем, тот должен был выйти из строя. «Старый знакомый» показал и на меня!
Понравился мне «хозяин», человека сразу можно понять, что он собой представляет. Этот не ходил вокруг меня, не щупал мускулы, не заставлял раскрывать рот, как другие, а подошел как будто к знакомому, чтобы пригласить его на вечеринку. Дорóгой расспросил меня, где жил, чем занимался, есть ли семья – обычные житейские вопросы. «Зови меня Павлом Ивановичем, я когда-то служил в русской армии и тоже воевал». Предупредил: «Иван, я за тебя поручился перед комендантом, если ты убежишь, то и мне будет худо, и тебе». – «Не убегу. Я уже бегал и знаю, чем это кончается». – «Хорошо, я тебя понял, а ты – меня».
После лагеря жизнь у хозяина казалась земным раем. Работать приходилось много, но и хозяин работал наравне со мной. Питался я также за одним столом с хозяином и хозяйкой, так что как бы заменил им сына, который воевал на фронте. Вот когда тот пришёл в отпуск, у меня начались проблемы. Сынок выслеживал меня втайне от отца, и у него, как мне казалось, было намерение расправиться со мной. Но от отца всё же не укрылись сыновьи поползновенья, и между ними состоялось бурное объяснение, после которого сынок уже не обращал на меня никакого внимания. Судьбе было угодно, чтобы враг спас меня от смерти, и я до конца моей жизни буду хранить благодарность в душе своему врагу, у которого я жил как «у Христа за пазухой»…

Случай, о котором я хочу поведать, произошел зимой 45-го. Промок я в шахте «с ног до головы», а в лагерь нас возили в холодных вагонах, ехать долго. Понял, что тут-то я «косую» не обойду и не объеду. В этом же поезде ехали и расконвоируемые, а у них были печки, там можно было и обсушиться, и обогреться. Решил я: «Будь, что будет, пойду к ним в вагон». Охранник, молодой солдат, закричал: «Стой! Стрелять буду!». Я ему так спокойненько: «Ну и стреляй, видишь, я уже в сосульку превращаюсь и звеню, как колокольчик. Все одно – или замерзну, или застрелишь, два раза не умирают». Шел я к вагону и ждал, спиной чувствовал: сейчас выстрелит и – всё, конец мне. Но ни страха, ни боязни не было, многое перевидал в финском плену. Солдат не выстрелил, хотя, говорили мне потом, винтовку даже к плечу прижимал и целил в меня.
За дорогу я обсушился, и в лагерь пришел вместе со всеми. Но то ли солдат-охранник, то ли кто-то другой доложил старшине обо мне, а про него ходили всякие нехорошие слухи – будто избивал он провинившихся с охранниками до полусмерти, и многие потом «таяли, как свечки».
Вошел я в караулку. Вижу, сидит старшина и стоят еще два охранника, два «бугая». Понял: сейчас будут «футболить» меня из угла в угол. «Ну что, Басов, законы не для тебя писаны» - начал, подымаясь, старшина. Я шагнул к нему и тихо так говорю: «Старшина, если кто-то из твоих «дворняжек» попробует меня тронуть, я тебе горло раньше перегрызу». Он оторопело уставился на меня. Долго мы с ним смотрели друг на друга в упор. Потом он, садясь, нехорошо так сказал: «Ладно. Иди пока, мы тут подумаем, как тебя наказать».
Сколько раз на фронте и в финском плену пришедшее в последний момент решение спасало меня. Выручило и в этот раз…

(Николай Басов)