Воспоминания начальника политотдела 50-й армии Александра Журавлева, Окружение. Октябрь 1941 г. (генерал Петров) Опции

[kusnez]

Алексей Георгиевич Журавлёв
Родился 22 февраля 1905 г., Тула,
Умер 30 июля 1989 г. (84 года), Москва


***

ОКРУЖЕНИЕ
Октябрь 1941 г.

В октябре 41 года я был начальником политотдела 50 армии, занимавшей оборону возле Брянска на фронте примерно в 120 километрах. Центром обороны было шоссе Брянск – Москва. Третьего октября на командный пункт прибыл один из работников политотдела армии и доложил, что немцы заняли Орёл. Орёл находился у нас в тылу, за 200 километров, в городе – склады оружия и амуниции. Весть была ошеломляющая. Как прорвались? – Танки. – Вскоре прибыл на КП капитан, начальник одного из складов на рубеже Брянск – 2-й и доложил, что немцы вышли к складам и к реке Сейм. Он также говорил о немецких танках.

Командарм, генерал-майор Петров вызвал взвод сапёров и приказал мне отправиться с ними и взорвать мост через Сейм, по которому проходила дорога на Карачаево, откуда могли появиться немцы. Прибыли две машины: полуторка для сапёров и легковая «эмка», на которой поехал я.

Ехали через Брянск. Город эвакуировался. На окраине деревянные домики казались совсем пустыми. Слышалась стрельба. Когда въехали на дамбу, ведущую к реке, нас обстреляли немецкие танки, которые успели уже взорвать мост. Легковая машина успела свернуть под дамбу. Грузовику же снаряд попал в мотор, он загорелся. Сапёры соскочили с машины, и мы, под прикрытием дамбы, низом, вернулись в город.

Я написал записку командиру резервной дивизии, стоявшей неподалёку, с просьбой прислать артдивизион 105-мм пушек. Танки, до этого стоявшие на мосту неподвижно (видимо, ждали пехоту для прикрытия), двинулись вперёд. Пушки открыли огонь, и несколько танков было подбито, но вскоре пушкам пришлось сняться с позиций и отойти к возвышенности: немцы стали обтекать позиции батареи, а пехотное прикрытие к нам так и не подошло.

Потом – уличный бой, отход.

Надо было как-то связаться со штабом армии, чтобы доложить обстановку. Поехал не «эмке». Недалеко от Брянска, на лесной дороге неожиданно натолкнулись на немецкие танки – штук 20. Они начали обстрел, но на большой скорости нам удалось проскочить. Машина выехала к излучине реки Сейм, к другому мосту. Возле моста стоял Т-34 с разбитой гусеницей. Я поручил командиру танка прикрыть мост, а сам поехал на КП.

Было созвано кратковременное совещание. Я доложил обстановку. Командарм запросил Генштаб, получил приказ отходить. Наш отход должна была обеспечить 108 танковая дивизия, но её с фронта сняли, и никакого прикрытия не было. Снова связались по рации с Генштабом, получили приказ – объединив действия 50 А и соседних армий отходить на рубеж Белёв – Мценск. Уже во время отхода был получен приказ отходить на город Карачев.

Отход. В посёлке Гутовский Лесозавод остатки армии столкнулись с дивизией «Великая Германия». Надо было построить переправу через реку Рессету и выбить немцев из посёлка. Когда переправа была построена, и первая атака захлебнулась, командующий поручил мне возглавить вторую атаку.

Я распорядился поставить два орудия для обстрела домов посёлка. Под прикрытием огня пошли в атаку. Безжалостный, отчаянный бой. Мы выбили немцев из посёлка наполовину, но они устроили засаду, «огневой мешок». Меня ранило в плечо, наверное, из пулемёта бронемашины. Надолго потерял сознание.

Когда очнулся, атака захлебнулась окончательно. В сером доме напротив строчил немецкий пулемёт. Я долго лежал за кустами, потерял много крови. Потом подползли четыре человека в чёрных кожанках – экипаж «катюш», расстрелявший все снаряды и взорвавший машину. Они положили меня на плащ-палатку и оттащили к медсанбату, до которого было недалеко, метров 400.

Я попросил командира медсанбата доложить командующему, что прорыв не удался. Он доложил и осмотрел меня. Перевязка была сделана, но командир медсанбата заявил, что рана смертельна, поэтому нет необходимости брать меня на подводу. Я попросил отнести меня под обрыв у речки, где складывали тяжелораненых. Две медсестры слышали наш разговор. Одна дала мне спирту – «для бодрости». Я выпил полтора стакана – спирт меня очень взбодрил. Мысль о самоубийстве (ведь политрука немцы всё равно не пощадили бы) пропала. Проверил: пистолет на месте, заткнут за пояс. Потом ко мне подошли начальник тыла, полковник Волков, и недавно прибывший начальник медслужбы армии и попросили указаний. Я сказал, что надо взорвать оставшиеся в лесу машины и другую технику и с наступлением темноты уходить. Я ещё не знал, что часть войск вместе со штабом армии и двумя дивизионами «катюш» прорвалась. Она распорядились подорвать машины, и мы пошли – низом, вдоль речки, надеясь добраться до ближайшего леса, не переправляясь на другую сторону. Идти было очень тяжело: вся левая половина тела словно отнялась. Вскоре натолкнулись на большую группу солдат и офицеров, которые сказали, что в лесу уже немцы – их только что обстреляли там. Решили идти в другую сторону – пробиваться к мосту для переправы на другой берег. Не успели первые солдаты выбраться из-под обрыва, как по ним открыли огонь три не замеченных нами немецких танка. Под обрывом было нас человек триста. Один из танков подъехал близко к обрыву и бил из пулемёта поверх голов. Гранат у нас не было. «Если люк откроют, сразу стреляйте», – сказал я. К счастью, танк отъехал. Мы стали искать другой переправы и вскоре нашли её. Это был огромный тополь, переброшенный через реку. Я поручил капитану возглавить переправу, потому что у меня самого сил для этого не было. Переправились. В лесу тоже оказались немцы, которые обстреляли нас. Солдаты кинулись обратно к переправе. Осталось нас двое: я и ещё один солдат. Мы спустились к реке и пошли, прячась в камышах. Около полуночи нас снова обстреляли, на этот раз – свои – приняли за немцев. Оказалось, что в лесу прячется довольно большая группа, человек 100, под командованием пехотного лейтенанта. Лейтенанта била истерика: сволочи, бросили, сбежали!

Я приказал замолчать. Чтобы выбраться из окружения, нужно было, по-видимому, совершить более дальний обход, чем мы располагали сначала, а затем вновь переправиться через Рессету. На этот раз переправлялись по тонкой сосне. Я зацепился штанами за сучок [примечание Журавлевой Э.А.: "Папе пришлось переправляться, сидя верхом на бревне и подтягиваясь одной рукой."] – и не с места: одна-то рука совершенно не работает. Кто-то крикнул: «Эй, кто там застрял? Сбрасывай его в воду!» Но меня не сбросили, и через некоторое время я всё-таки достиг другого берега. Когда переправа была закончена, мы по болоту двинулись в лес. Там тоже находились наши части – около 700 человек. В лесу мне сделали перевязку и дали сухую одежду. Прежняя промокла, а было холодно – уже выпал снег.

Потом снова двинулись в путь. Отряд раскололся: со мной пошло человек 60, в том числе и Нина Юзефовна Николаева, которая дала мне сухую одежду и вообще всячески поддерживала меня. К рассвету наша группа вышла к большаку, где стояла колонна немецких машин. Немцы плясали и пели, очевидно, радовались победе. Переходить большак на рассвете было опасно: мы отошли в молодой дубняк неподалёку и стали ждать. Вскоре налетела наша авиация и стала бомбить колонну. Большинство бомб упало в лесу неподалёку от нас, но немцы всё же снялись и, погрузившись на машины, уехали.

Мы же сидели в дубняке до вечера, только когда стемнело, пересекли большак и снова вошли в лес. Чувствовалось, что немцы близко: то и дело взвивались ракеты, иногда слышалась перестрелка. Люди нервничали и постепенно стали меня обгонять, пока мы снова не остались вдвоём с солдатом, который пристал ко мне раньше. Вдвоём в лесу ночью, конечно, ничего не сделаешь. У меня была карта, и мы решили переждать ночь, чтобы утром идти по карте. Залезли под ёлку, ибо сыпал снег. Солдат снял свой «сидор» и вынул провизию: у него оказался большой кусок сахару и четыре сухаря. Поели (два сухаря он отдал мне). Солдат сразу заснул, а я из-за раны спал плохо. С рассветом тронулись в путь и вскоре натолкнулись на группу, от которой отстали ночью. Они искали переправу, но не нашли и снова отступили в лес.

Потом нашли спрятанную в кустах небольшую лодку. С берега на берег протянули бинты и на таком пароме переправились. Вошли в небольшой лес, где опасность встречи с немцами была меньше. Поэтому вечером развели костры, отдыхали. С утра опять тронулись в сторону Белёва. Вышли к железной дороге. Женщина-стрелочница сказала нам, что уже два дня в направлении Белёва идут немецкие танки. Мы снова свернули в лес и по лесной дороге дошли до деревеньки. Как ни странно, немцев там не было, и мы могли, наконец, отоспаться и поесть. Крестьяне ничего не давали, кроме картошки. Нина Юзефовна добыла где-то для меня яиц, наверно, купила, потому что с продуктами крестьяне расставались неохотно. Н следующий день сделали новый переход. До Белёва оставалось километров 60. Шли лесами. Видимо, уже близко была линия фронта, потому что постоянно слышалась орудийная пальба. Нервы у людей стали сдавать – сказывалось напряжение последних дней. Поэтому, когда снова случилось переходить из одного леса в другой по открытому пространству, охотников выйти на опушку не нашлось. Тогда я и ещё один политрук вышли и пошли по открытому полю. По нам никто не выстрелил. Тогда все, кто был в лесу, кинулись за нами.

Вышли к другой деревне. Жители её сказали, что в деревне уже побывала немецкая разведка. Оставаться было небезопасно, и я приказал двигаться дальше. К концу этого дня мы вышли в деревне, где была советская власть. Председатель сельсовета выделил нам подводу, куда положили раненых и выбившихся из сил. В тот же день все оставшиеся – человек 45 – вышли к Белёву…


Генерал-майор в отставке /подпись: А. Журавлёв
http://www.ta-1g.narod.ru/ludi/j/jyravlev/jyravlev4.html

[kusnez]

Младшая дочь Алексея Георгиевича Журавлёва, Эмилия Алексеевна, умерла.
Тимофей наладил связь с внучкой, Елизаветой, архив деда и мамы у неё.
Есть шанс найти что-то из черновиков Алексея Георгиевича, возможно там есть какие-то подробности о встрече с Кленовкиным (порученц Шляпина)