Викентий Францевич Риккль, конторщик Дятьковской хрустальной фабрики Опции

[Minna]

Очень интересно узнать историю семьи стеклодува из Богемии, Викентия Францевич Риккль. Приглашён в Дятьково был уже после кончины Мальцова, интересно кто управлял фабрикой тогда? И какие задачи стояли перед приглашёнными специалистами? Если кто-то знает, прошу расскажите.

[igor1978]

6. ГАМБУРГСКИЙ ЛАГЕРЬ

И ПРИВЕЗЛИ дятьковских женщин в Германию, в самый Гамбург. В пути прошел слух, что везут на макаронную фабрику, а оказались на заводе по производству взрывчатых веществ, которыми начиняют авиабомбы. Масса эта пропускалась, как горячее стекло на ивотском заводе, через фильеры и тянулась ниточками-макаронниками. Так что слух родился не на пустом месте. А шнейд-машины "макаронники" обрезали.
— На этом участке был потрясающий травматизм, - рассказывает Печенкова. - Каждый день кого-нибудь увозили без пальцев, а то и без рук. Режущий инструмент был острым и стремительным. Зазевался и готово - травма. Смена длилась 12 часов и работники, конечно, уставали. Но особенно сложно было ночью. Человека в сон клонит, реакция замедленная. Малейшая оплошность - и беда.
Всех прибывших распределили по сменам, а Печенкову вывели из общего строя и сказали, что она будет заниматься уборкой лагеря и вывозить на тележке мусор на площадку его утилизации.
- Лагерь был большой-пребольшой, - продолжает свой рассказ Ольга Тимофеевна. - Огромные бараки. В каждом -12 комнат. Каждая комната на 12 человек. В ней - шесть шкафов, разделенных пополам. В них - полочка для посуды, на которой эмалированная миска, кружка, ложка, вилка, ножик; отделение для одежды с планкой, на которой три вешалки-плечика; внизу - отделение для обуви. В комнате — шесть двухэ¬тажных кроватей. На кроватях матрацы и подушки, заполненные бумажной стружкой. Простыни, наволочки, пододеяльники в мелкую синюю клеточку, сделанные из бумажных нитей. Посреди помещения большой стол, двенадцать стульев, под столом тазик для мытья пола, тряпка и бутылка с жидкостью - моющим средством. Так вот было устроено наше обиталище. А в середине барака - умывальник, шесть туалетных комнат и шесть душевых. Здесь же небольшой эмалированный котел с топкой. Можно взять на складе угля, зажечь топку и прокипятить белье. А для его сушки натянуты во дворе проволочки. Такой вот был трудовой лагерь, организованный с немецким педантизмом. В столовой кормили три раза в день. Приходить надо было со своей посудой. На завтрак давали кусочек маргарина, две ложки сахарного песка, хлеб, чай. Хлеба давали в день 200 граммов на человека, а кто на тяжелой работе -400. Хлеб был выпечен давно и запечатан в пластиковые пакеты. Посыпан древесной пудрой. Он не был мягким, но и не был слишком сухим. В обед давали супы, приготовленные с брюквой, капустой, репой, свеклой. На второе - две-три картошки в мундирах с капустой или еще чем-нибудь. А на ужин - все, что оставалось от обеда. На территории лагеря были бомбоубежища. При сигнале тревоги все обязаны были бежать туда. Замешкавшийся мог получить удар палкой по спине от полицейского. Нас часто бомбили англичане. Если бомбы падали близко, земля осыпалась с потолков бункеров. Они не были слишком надежными. Однажды, выйдя из убежища после налета, мы увидели у входа большую неразорвавшуюся бомбу. Бог в этот раз был милостив. Иначе нам в бункере не сдобровать.
ЗАВОД, на котором работали дятьковские женщины, был на берегу Эльбы. Корпуса располагались под землей. Массив леса скрывал их от глаз. По одну сторону завода был женский лагерь, по другую - мужской. Но на заводе мужчины и женщины встречались.
Во время обеденных перерывов все старались подняться на поверхность земли, чтобы свежего воздуха хлебнуть. А тут тебе в лесочке зайцы, тут тебе белки, тут тебе парни, тут тебе девки. Ну, и жизнь брала свое. Стали появляться дети. Всех беременных первое время отправляли домой. А потом немцам это надоело и организовали в женском лагере детский санитет, под который отдали целый барак. Ольгу Тимофеевну сюда перевели кастеляншей. Она ведала бельем, заботилась, чтобы в прачечной вовремя стирали грязное детское белье.
К концу войны здесь набралось 98 детей. Руководить санитетом поручили швестер Тили. А по¬том ей дали в помощницы швестер Гертруд. Это была ярая нацистка, влюбленная в Гитлера. Даже в подарок санитету его портрет принесла. И когда стало ясно, что война немцами проиграна, эта фашистка подбросила в каждую детскую комнату вирусы болезней. В течение двух-трех дней в санитете вспыхнули скарлатина, дифтерит, корь. Дети пылали от высокой температуры и умирали на руках взрослых. Все они и были там похоронены.
- Не могу не сказать об отношении в лагере к русским, - говорит Печенкова. - Поначалу из уст немцев звучало только одно — "русская швайн". Но когда гитлеровцам под Сталинградом накостыляли по первое число, русские вдруг сразу стали умными, хорошими, работящими. Один из кинозалов даже отдали под показ фильмов для русских. Открыли для них пивной ларек. В воскресные дни разрешили гулять по городку.
Запомнилась и ночь под 9 мая 1945 года. Ольга Тимофеевна дежурила по санитету. Вдруг взвыли сирены. Она сначала бросилась поднимать спящих, чтобы отправиться в убежище, но рёва самолетов не было. Вскоре им сообщили о капитуляции фашистской Германии. Лагерь ликовал.
Освобождение им принесли англичане. Все стали разъезжаться. Последними лагерь покинули русские, которых вывозили на машинах.

7. ВОЗВРАЩЕНИЕ

ТРИ ГОДА Ольга Тимофеевна мечтала о том дне, когда спадут лагерные оковы, и она, вернувшись в родные края, обнимет сво¬их кровинушек. Наконец, это случилось. Она свободна. Но с их отправкой медлили. И она, не ожидая, когда это произойдет, пишет письмо родным и получает ответ. Те сообщают, что дети живы, но находятся в литовских семьях, куда их забрали из лагеря. А главное - в письме содержались адреса.
Русских отправили из лагеря через месяц после освобождения. Сначала везли на машинах, а потом - в повозках (таким образом перегоняли табун лошадей на Украину).
Когда оказались в Минске, попросила Печенкова командира отряда, их сопровождавшего, отпустить ее на поиски детей. Получив разрешение, она вскоре была в Литве. Оттуда и отправилась в Дятьково с дочерьми и сыном в сопровождении бабушки Петровны, которая все это время опекала детей.
Родной город не узнали. Он лежал в руинах. Сохранилась только улица у железной дороги.
Временно приютила знакомая по лагерю, вернувшаяся несколько раньше Печенковой.
Шел в это время сентябрь сорок пятого. В разгаре была уборка картофеля. Ольга Тимофеевна вместе с золовкой Зинаидой Алексеевной Аристовой, которая теперь жила с ее семьей, нанялась убирать картофель. За работу получали по ведру картошки в день. Так заготовили на зиму несколько мешков ценного продукта и тому были очень рады.
А потом пошла Печенкова на завод, и там, узнав о сложном положении с жильем, выделили место в бараке. И то, что появилась своя крыша над головой, всю семью очень обрадовало.
- Я в то время словно летала на крыльях, - говорит Ольга Тимофеевна. - Я была такая счастливая от того, что не летали самолеты, от того, что не падали бомбы, от того, что со мной были дети. Пусть не устроен быт, пусть бедно, пусть голодно, но ведь все вместе. И это так хорошо, и лучшего не надо. Не так уж много нужно человеку для счастья.
А на заводе Печенковой поручили организовать лабораторию, которую разрушила война. И послевоенную заводскую лабораторию стали создавать в красном уголке цеха выработки.
- Но кроме столов в ней поначалу ничего не было, - рассказывает Ольга Тимофеевна. - И я стала вояжировать между Дятьковом и Москвой. В то время для восстановления завода стаскивали и доставали все, что можно. Каждый день в столицу шли машины. И я садилась в любую из них и ехала по своим делам. Там, в Москве, был благословенный институт стекла. В нем работал Панасюк Николай Иванович, который некогда до войны возглавлял нашу заводскую лабораторию и на материалах ее издал две книжки. И он, конечно, нам ни в чем не отказывал. Делился пробирками, баретками, мензурками, колбами. Ведь лаборатории нужен был огромный ассортимент стеклянной посуды. В поисках ее бегала по магазинам и кое-что удавалось приобрести. Так, в течение года восстановили лабораторию, которая уже могла контролировать производство сегодняшнего дня от составного цеха до полировки. А это уже было важным делом. А когда лаборатория обросла материальной базой, ее перевели в свое довоенное здание.