Викентий Францевич Риккль, конторщик Дятьковской хрустальной фабрики Опции

[Minna]

Очень интересно узнать историю семьи стеклодува из Богемии, Викентия Францевич Риккль. Приглашён в Дятьково был уже после кончины Мальцова, интересно кто управлял фабрикой тогда? И какие задачи стояли перед приглашёнными специалистами? Если кто-то знает, прошу расскажите.

[igor1978]

4. ПОСЛЕ ТЕХНИКУМА

ЗАБОТУ о племяннице Оленьке после отъезда бабушки-матери в Ленинград взял на себя дядя Викентий. Он одобрил ее желание стать технологом стекла, и она, получив вскоре диплом только что открывшегося в Дятькове стекольно-керамического техникума, была направлена на Елинский завод оконного стекла Калужской области. Там и сделала Печенкова свои пер¬вые рабочие шаги, о которых без улыбки вспоминать не может. - Как только я туда приехала, - говорит собеседница, - мне сразу поручили лабораторию. Дело это было знакомо, поскольку во время учебы проходила практику в лаборатории Старского завода. И я храбро взялась за работу, начав с "революции": контролировала сырьевые материалы, вела журналы, делала все, что можно было в примитивной лаборатории. Там особенно мне запомнились два стекловара-ветерана - Родион Васильевич и Константин Степанович. Оба были старенькие и седенькие. Сделав расчет шихты, я приносила его Константину Степановичу. И старший стекловар спрашивал: "Что ты мне принесла?" Я бойко отвечала: "Рецепт, Константин Степанович, как шихту собирать. Здесь написано песка столько-то килограммов, сульфата столько-то..." - "Что ты мне килограммы пишешь, - спокойно говорил тот, - я знаю пуды и фунты, а ты мне килограммами голову морочишь!" После этого я приносила ему рецепты в килограммах, но рядом писала, согласно пожеланию, фунты и пуды. А Родион Васильевич мне запомнился за крылатое выражение: "Это - особо, а это - отдельно". Свою любимую фразу он произносил сотни раз в день по случаю и без него. Ее я иногда сама в шутку употребляю.
Материалы на завод поступали бросовые, даже неизвестно откуда их привозили. Разобраться в них было не просто. И однажды что-то спутав, молоденькая лаборантка допустила ошибку. Пошло желтое-прежелтое стекло. И хотя ванная печь была небольшой, но стекломассу надо было выработать. Выработали, стекло порезали и упаковали в ящики. Отправили в какой-то колхоз. Оттуда приходит рекламация. Ольга Тимофеевна в панике: "Надо же было так опростоволоситься?!" А начальник отдела снабжения, калач тертый, человек хитрый-прехитрый, ей говорит:
— Не горюй, Тимофеевна. Съезжу и все утрясу!
Приехал в колхоз и спрашивает:
— Ну что у вас тут стряслось?!
— Да вот, - говорят ему, - желтое стекло нам поставили.
- Ай-ай-ай! - картинно всплеснул руками снабженец. — Как же мы такую промашку допустили? Да это же экспериментальная партия. Мы ее по заказу научно-исследовательского института сделали. Стекло это пропускает только нужные для организма лучи. Срочно его вновь упакуйте и возвращайте нам. Мы его вам заменим другим.
Но клиент ни упаковывать, ни возвращать стекло не стал. Инцидент был исчерпан.
А когда первый год работы был на исходе, пригласил ее директор к себе и, внимательно посмотрев, спросил:
- Что случилось, Ольга Тимофеевна? Сотрудники говорят, что тебя в слезах часто видят.
- Ничего не случилось, - отвечает Печенкова, опустив глаза. — Просто я домой хочу.
Откровенное признание девушки согнало тень тревоги с лица директора и оно засветилось отеческой добротой.
- Какой же ты еще ребенок, Оленька, - сказал в ответ руководитель. - Значит, ты не прижилась у нас. Жаль. Я тебя отпускаю. Уезжай.
Так, год спустя, Ольга Тимофеевна вернулась в родное Дятьково. Здесь ее взяли младшим лаборантом в центральную лабораторию, которая обслуживала всю Западную область. А находилась она в здании у Орловского озера. Но к концу тридцатых годов лаборатория стала только заводской. Тогда ее решили перевести на территорию завода в двухэтажное здание, где второй этаж занимает заводская поликлиника. Для ее размещения из здания вывели цех по производству тарных ящиков для посуды. И помнит Ольга Тимофеевна, как, перевозя оборудование лаборатории на завод, спросили они у своего нового начальника Евгения Кузьмина Зюкова, все ли склянки и банки следует забирать из старых помещений? Ответ его стал для моей собеседницы еще одним афоризмом, который нет-нет, да иногда она сама произносит: "Всё надо брать! В хозяйстве одна змея не нужна!"
То было время и счастья, и тревог. Она вышла замуж за Федора Алексеевича Аристова и тем была счастлива. А когда в тридцать девятом родился первенец Александр, ощущение счастья было безмерным.
Но уже налетели сороковые роковые, полные безграничной тревоги. Сорок первый принес всем горе, боль и страдание. А Печенкова в это время ждала двойню и беспокойство за судьбу детей усилило тревогу. В октябре первого года войны родились Ира и Наташа. Но наступило время тяжких испытаний.