Война была, война осталась, Так называется книга, изданная к 70-летию Великой Победы Опции

[bsnural]

"ВОЙНА БЫЛА, ВОЙНА ОСТАЛАСЬ".
Так называется книга, вышедшая в Северной столице к 70-летию Великой Победы.


ПАМЯТЬ О ВОЙНЕ

Над миром таял дым косматый,
Над миром стыла тишина.
Ещё не верили солдаты,
Ещё не верила страна,

Что больше не гудеть набатам
Призывом горестным во мгле.
Что вот настал он, час расплаты,
За смерть, за муки на земле.

Мы не последовали праву…
Солдат поверженных щадил.
И потому не только славу,
Но и бессмертье заслужил.

К нему приходят поклониться,
За подвиг почести воздать.
Доступен всем, чего таиться,
Ему ведь нечего скрывать…

Давно растаял дым косматый,
В окопах выросла трава.
Уже состарились солдаты,
А память о войне – жива.

(Николай Басов, г.Южноуральск Челябинская обл.)

[bsnural]

ПОХОРОНКА

Отделение артиллерийской разведки остановилось на ночлег в только что отбитом у немцев лесу в обжитой ими «комфортабельной» землянке. Нести караул мне выпало глубокой ночью. А весной ночи тёмные. Стоишь и прислушиваешься к каждому шороху. Правда, немцы по ночам не любили воевать, но ведь была ещё разведка, охота за «языком». Не очень приятно, скажу я вам, ожидать опасности в чужом незнакомом лесу. Вот слух уловил еле слышный шорох. Один, другой. «Стой, кто идёт»? – громко спросил я, не узнавая своего голоса. В ответ по всему лесу вспыхнула яростная автоматная стрельба. Видимо, немцы решились ночью захватить свои позиции обратно, лес-то им был хорошо знаком, не то, что нам. Упав за бугорок землянки с тыльной стороны, я тоже открыл стрельбу.
Стрельба, как внезапно началась, так и внезапно прекратилась. К удивлению своему, в землянке я никого не обнаружил. Видимо, отделение во время стрельбы покинуло землянку, ведь это был хороший объект для нападения. Мне стало жутковато. За каждым деревом мог находиться враг, с которым можно было столкнуться, в прямом смысле, лицом к лицу.
Затаившись, как мышь, я решил, что наши отошли на старые позиции и, дождавшись первых признаков рассвета, сориентировался и осторожно, от дерева к дереву, стал продвигаться в сторону своих. Лес заканчивался, и в редком кустарнике мне почудилось что-то подозрительное. На мой негромкий окрик: «Стой, кто идёт»? – так же тихо послышалось: «Свои, свои». Оказалось, такой же бедолага, как и я, потерявшийся в лесу во время ночной стрельбы. Вдвоём уже было легче.
А утро всё больше и больше вступало в свои права. Осмотревшись, мы увидели далеко правее небольшую группу немцев, передвигавшуюся в сторону параллельную нашей. И вдруг глаза мои встретились с испуганными глазами фрица, который также видно отбился от своих. Но немец оказался расторопнее нас, и автомат тут же затрясся в его руках. Мы оба мгновенно упали на землю. Я не получил ни царапины, а мой случайный попутчик был ранен в шею. Раздумывать некогда, сколько за кустами немцев – неизвестно. Поглядывая в сторону врага, я кое-как перевязал друга по несчастью и ползком продолжил свой путь. Фрица мы тоже больше не видели. Видимо, он посчитал нас убитыми или решил больше не испытывать судьбу.
Через некоторое время нам повстречались санитары. Передав им раненого, я уже без опаски направился на оставленные вчера позиции. Доложив комбату о своём прибытии, я услышал в ответ, «А мы ведь, Егоров, тебя посчитали убитым, я и похоронку уже заготовил. Хорошо, что не отправил, возьми на память». – «Порвите её, товарищ комбат, такая память мне не нужна, я ещё пожить хочу, меня мама дома дожидается». Мне в ту пору и девятнадцати ещё не сравнялось…